Что почитать: публикуем отрывок из книги «О Стивене Хокинге, Черной Дыре и Подземных Мышах»

Знаете, кто такой Стивен Хокинг? Это очень умный парень, хотя на первый взгляд никто бы за него и гроша ломаного не дал. Когда я был младше, я считал, что это он придумал Черную Дыру, но мой брат мне все объяснил и вовсе надо мной не смеялся.

И он даже показал мне, где находится Черная Дыра. С тех пор я часто задавался вопросом, когда Стивен Хокинг нашел время, чтобы навестить моего брата и открыть эту Черную Дыру, но мой брат был очень занят, потому что готовился к экзамену.

А когда он занимался, то вешал на дверь своей комнаты карточку с надписью: «Вход Петреку, знакомым детям из окрестных домов, которые уже давно не дети, Янушу, увлекшему меня физикой, и всем тем, кто узнает себя в этой историивоспрещен», а ниже был нарисован череп соскрещенными костями.

Тогда я знал, что не время шутить, и единственный человек, который мог войти в комнату брата, была мама. Впрочем, это было необходимо, потому что без нее брат умер бы с голоду. Мама заходила в комнату несколько раз в день, толкая перед собой тележку на колесиках, а потом забирала пустую посуду на кухню.

Я жалел, что не мог этого делать, но мама считала, что я слишком мал. Подозреваю, что, если бы я поговорил с ней о Черной Дыре и Хокинге, она бы изменила свое мнение, но мою маму всегда больше интересовала моя успеваемость, чем мое мнение. Когда я только раз осмелился сказать что-то о Черной Дыре, она сразу же спросила, как пишется «черная»: через «о» или «е».

Я ответил, на мой взгляд, довольно остроумно, что через «о», так как в него можно упасть так же легко, как в дыру, и мама несколько рассердилась.

Все бы закончилось каким-нибудь диктантом на правописание, если бы брат не вступился за меня. Он объяснил маме, что у меня есть редкое для моего возраста чувство юмора и что чувство абсурда характерно для людей, которые в будущем могут стать гениями.

Но, конечно, ничто на это не указывало, по крайней мере, в том, что касалось меня. Моя учительница твердила, что я тугодум, хотя я был единственным в классе, кто пришел в школу, уже умея читать, а также складывать, вычитать,умножать и делить в пределах ста.

– Будущие гении имеют право быть эксцентричными, – защищал меня брат, когда я отказывался идти на день рождения своего одноклассника. Приятель, конечно, не понимал, что мне действительно не нравился «Макдоналдс»,но не из-за еды, а из-за улыбчивого клоуна на плакатах рекламы.

Неизвестно, почему я тогда боялся клоунов и паяцев, но я имел право на фобии. По крайней мере, так объяснил мне мой брат.

– Когда я был в твоем возрасте, я боялся Подземных Мышей, – сказал он, – хотя ни разу ни одной не видел. Когда я спросил почему, он объяснил, что Подземные Мыши даже хуже термитов, потому что живут в нашем климате и могут прогрызть даже железобетон, и если он армированный, они все равно с ним справятся.

Рассказ брата произвел на меня такое впечатление, что я сразу перестал бояться клоунов, зато всю неделю кричал по ночам, потому что что-то скреблось и шуршало под моей кроватью.

Конечно, я и слова не сказал маме, прибегавшей в комнату, чтобы зажечь ночник. Потому что, если бы я что-нибудь пропищал, мыши из мести могли бы начать с пола моей комнаты…

– Ты должен укротить свой страх, – предложил брат.

Он потянулся за листом бумаги и велел мне фломастером нарисовать Подземную Мышь. При виде монстра, вооруженного моторной пилой или, по крайней мере, чем-то, что должно было ее напоминать, мама побледнела и дала мне раскраску, которую прислала тетя из Штатов.

В раскраске было много забавных рисунков, персонажами которых по иронии судьбы были мыши, поэтому я решил пойти дальше и тем же фломастером, которым я нарисовал Подземную Мышь, изобразить в раскраске ужасные, с острыми металлическими зубами, ловушки и кровожадных кошек.

И когда я почувствовал, что мой страх немного укрощен, я засунул раскраску глубоко под кровать. Видимо, Подземным Мышам не понравилось мое к ним отношение, потому что раскраска исчезла…

Отныне мне ничего не оставалось, как ждать страшной мести моих преследователей, но Подземные Мыши выбрали самую изощренную пытку – неопределенность.

– Я не думаю, что Подземные Мыши взяли эту раскраску, – сказал брат. – Если бы они так сделали, то изорвали бы ее в клочья.

Действительно, под кроватью я не нашел ни кусочка бумаги.

– А я что говорил? – ответил брат, когда я поделился этим открытием с ним. – В каком-то смысле тебе повезло.

– Почему «в каком-то смысле»? – удивился я. Брат пожал плечами.

– Потому что это может означать только одно.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Брат серьезно посмотрел на меня и вздохнул. Я знал, что это не сулит ничего хорошего.

Я вопросительно взглянул на него.

– Не знаю, должен ли я говорить тебе… Хотя летний вечер был жарким, мои руки и ноги покрылись гусиной кожей.

– Черная Дыра, – мрачно сказал брат. Непроизвольно я посмотрел на пол.

– Она под твоей кроватью, – объяснил он. – Конечно, не нужно было говорить, но…Я твой старший брат, и это в какой-то степени мой долг.

– А… – начал было я, но брат потянулся за листом бумаги и фломастером.

– Это и есть Черная Дыра, – сказал он, пододвигая ко мне лист бумаги. – Черная Дыра работает таким образом, – добавил он, рисуя мелкие предметы, падающие в черную пропасть и исчезающие без следа.

Я посмотрел на рисунок и вздрогнул. В тот вечер я сделал все, чтобы не уснуть в своей постели. Конечно, я не мог остаться в комнате брата, потому что если Черная Дыра была определена, это означало, что страх был освоен. Я не мог лечь на диван рядом с мамой, потому что я уже был слишком большим для этого. Поэтому я свернулся в кресле в дедовой комнате как кошка и сделал вид, что сплю, чтобы мама не могла перенести меня в мою комнату.

После нескольких попыток разбудить меня мама сдалась, и только тогда я действительно уснул. Утром мне приснился сон, что Подземные Мыши откусили у меня большой палец на ноге, но, когда я проснулся, оказалось, что нога просто затекла.

Я растер стопу и пошел на кухню. Налил себе стакан апельсинового сока, и когда выпил его, пальцы отошли, и я на цыпочках прошел в свою комнату. Проходя мимо чуланчика, который брат называл «клетушкой», я снял щетку с крючка и, вооружившись ею, пошел к себе.

Я присел на пол на безопасном расстоянии и концом палки поднял край покрывала. Но под кроватью было так темно, что я ничего не заметил. Теперь, когда с того дня прошло немного времени, мне кажется это смешным и ребяческим, но… тогда, когда я только начал учить английский, было действительно загадочно и страшно.

Я понял, что у Черной Дыры, и Подземных Мышей, и всего остального, происходящего в нашем доме, не было иного выбора, кроме как просто-напросто произойти.

Знаю, что это звучит очень расплывчато и запутанно, но я постараюсь все прояснить. Конечно, вы бы поняли это с самого начала, но я забыл все объяснить.

Если бы я представился сразу, все было бы куда проще. Итак, меня зовут Петр Ястребовский (для близких я – Петрек). Конечно, в этом нет ничего странного, потому что всех как-то зовут. Мой брат, например, Стефан Ястребовский. Также надо сказать, что мой брат всегда называет меня Братишкой, потому что я младше, и я так к этому привык, что однажды, когда он назвал меня Петром, я оглянулся посмотреть, кто еще был в комнате.

Когда я хвастался брату первой пятеркой по английскому (конечно, это была не совсем настоящая пятерка, потому что я получил ее за рисунок), брат лишь пожал плечами и небрежно спросил, знаю ли я, что такое «детерминизм».

Мне было глупо признаться, что не знаю, поэтому я побежал к себе в комнату, чтобы, как говорил мой брат, «погуглить», то есть заглянуть в «Гугл».

Я узнал, что это учение о всеобщей закономерной связи и причинной обусловленности всех явлений. Усевшись на подоконнике, я в конце концов перевел это на свой язык. Это примерно означало, что если что-то должно было случиться, это случилось бы, но я не мог связать это со своей ненастоящей пятеркой по английскому языку.

Конечно, у меня были некоторые сомнения, потому что «Гугл» не был всезнающим, в чем я убедился сам, вбив «подземные мыши», и оказалось, что они не упоминаются ни разу. Зато было много упоминаний о компьютерных мышах и земельных работах.

– Мне стыдно за тебя, – сказал брат. – Это же так же, как если бы ты хотел найти рецепт производства атомной бомбы в интернете.

Так что, очевидно, Подземные Мыши были чем-то более опасным. Поэтому я отказался от своих поисков, тем более что мой брат спросил меня, узнал ли я, что такое детерминизм.

Я рассказал своими словами, и брат серьезно закивал головой. Он взял лист бумаги и нарисовал Черную Дыру. И потом написал большими, четкими буква- ми: «Стефан».

– А теперь, Братишка, скажи, как это имя будет на английском?

– Стивен, – ответил я. Это было просто, потому что на первом уроке учительница рассказала нам, как нас зовут по-английски, а Стефан как раз сидел со мной за одной партой.

– Да, действительно. – Брат повернулся и достал с полки двуязычный польско-английский словарь. – Теперь ищи слово «ястреб».

– «Хок», – сказал я после минуты поиска.

– Ха! – воскликнул мой брат торжествующе. – И тогда Ястребовский… Как будет, Братишка?

– Хокинг? – спросил я и от удивления замолчал. Так в одно мгновение я все понял. Это было так, как будто кто-то хорошенько врезал мне по голове.

Стефан Ястребовский. Стивен Хокинг. Все стало понятно. Итак, кроме моего брата и болезни со странным названием, из-за которой он практически не покидал постели, существовал еще Стивен Хокинг и Черная Дыра в моей комнате. Внезапно стало действительно страшно.

Я хотел еще поговорить об этом с братом, но у него заболела голова, и мне пришлось попросить маму принести ему таблетку. Я задернул занавески и пошел в свою комнату. Я сел в кресло на достаточном расстоянии от кровати и начал думать.

– Ты должен думать, – сказал как-то брат. – Мышление отличает нас от животных. Я не совсем согласился с этим, потому что Эйнштейн, крыса моего брата, может почуять миндаль, спрятанный под крышкой от сока, и сразу найти нужную крышку, но брат в ответ прочитал мне лекцию о различиях между интеллектом человека и животного.

Мне было трудно поверить, что Эйнштейн был просто научен. И хотя я не сказал это вслух, я подумал: «Неправда!» И таким образом я неосознанно разделил судьбу Галилея. Я сидел в кресле и думал, а под моей кроватью творилось что-то странное.