«
Я получил возможность выдохнуть и унять дрожь в руках. Сколько раз мне хотелось умереть. Сколько раз хотелось все исправить, но я просто не знал как. А когда понял, что время пришло, было уже поздно — она была с другим.
Я застрял в паутине собственной вины и годами не мог оттуда выбраться. Мне нечего было терять, у меня не было будущего. И каждый новый прожитый миг давил на плечи. Невыносимо. Я жаждал избавиться от этой тяжести, но почти каждый день снова видел ее в толпе. В каждом лице. Спрыгивал со сцены, чтобы убедиться. Подбегал, хватал за плечи и понимал: не она. Опять померещилось. И я так от этого устал, что однажды просто перестал смотреть по сторонам.
Я отодвинул тарелку. Отпил воды из бокала и медленно выдохнул. Сжал дрожащие пальцы в кулаки, и за секунду передо мной пронеслось сразу несколько прожитых с того дня лет жизни.
Я хлопнул дверью — вот что его тогда разозлило. Отец не знал, что я потерял все минуту назад, что кричал на весь подъезд, что люблю ее, он не слышал, как я бился лбом о ее дверь, умоляя о прощении. Его сын хлопнул дверью — и это вывело его из себя. Он завелся моментально. Выбежал, стал орать на меня, размахивать руками, ожидая, что я привычно втяну голову в плечи. Но вместо этого я ударил его в челюсть. Почему-то именно в тот момент, когда отчаяние от содеянного захлестывало с головой, во мне впервые проснулась смелость.
— Да вали! — смеялся отец, расшвыривая в стороны вещи, которые я пытался собирать в свой рюкзак. — Дня не пройдет, как вернешься. На коленях приползешь!
Вот почему я тогда ушел. Если бы не эти слова, клянусь, я бы вернулся, но они перечеркнули все.
А еще я ненавидел себя — ровно так, как ненавидела меня Даша. Она не хотела меня слушать, и я тоже вызывал у самого себя лишь острое отторжение.
Мы не рождаемся мудрыми, увы. В пятнадцать лет, когда в крови бурлят гормоны, а взрослые требуют от тебя собранности и внимания, очень трудно понять, что же такое с тобой происходит. И очень легко запутаться. Я не знал, что чувствую к этой девочке. Знал только, что она вдруг почему-то стала очень важна для меня. Ничто прежде не занимало большего пространства в моих мыслях, чем музыка, а теперь появилась Даша.
И я не знал, не понимал, что между нами творится. Просто думал, что это навсегда. Что это продлится так долго, как захочется. Что впереди еще много времени, чтобы разобраться, и оно никуда не денется.
Знаете, жизнь всегда дает нам знаки. Она подталкивает нас в нужном направлении, подсказывает правильное решение, на принятие которого в будущем у нас будет всего пара секунд. Мы руководствуемся установками родителей, опираемся на детские страхи и подростковые комплексы, и все это не дает нам возможности проживать свою собственную жизнь.
Человек зависим. Он боится неодобрения окружающих. Надо быть как все, походить на того, кто в авторитете, обретая так уверенность в себе. Иметь собственное мнение в юном возрасте — настоящая роскошь. Особенно если ты рос, каждый свой шаг сверяя с внутренним компасом авторитарного отца и ожидая его одобрения.
Очень трудно ломать себя, трудно приспосабливаться. Еще труднее вопреки обстоятельствам и воспитанию взращивать независимое «я». Иногда без переломных моментов, воспринимаемых как трагедия, не обойтись. И я думаю, если бы не тот случай, я не стал бы тем, кем стал.
Так о чем мы? Жизнь всегда дает нам знаки. В один из совершенно обычных дней новенький парень Дима Калинин, тот, что пробовался к нам барабанщиком, посмотрев на Дашку, прошептал мне на ухо:
— Красавица она у тебя.
Вот так легко и просто он сказал то, в чем я уже давно не мог себе признаться. Что я подолгу смотрю на нее, любуясь, что она вызывает у меня какие-то совершенно невероятные эмоции, от которых вдруг замирает сердце в груди.
— Что? Нет, мы просто друзья.
— Ага! — подмигнул он.
— Я серьезно!
Конечно, многие парни из нашего класса уже вовсю встречались с девчонками. Некоторые из них даже хвалились «особыми» успехами. Но подозрение в том, что у меня имелась романтическая связь с девочкой, меня почему-то сильно смутило.
— Она, конечно, крепенькая, — с неловкостью в голосе произнес Дима, — но это все пройдет через год-два. Посмотри на меня, еще полтора года назад меня все звали Жиркой! Веришь?
Он, безусловно, хотел, как лучше — пытался приободрить меня или похвалить за то, что я не вижу изъянов в своей подруге. Но именно тогда я впервые внимательно посмотрел на Дашу, отыскивая упомянутые недостатки, до этого дня я их не замечал. Ни единого. Да и сейчас вроде не видел ничего такого. Но посторонним было не по фиг, и это жалкое, ничего не значащее чужое мнение каким-то образом смогло посеять зерно сомнения в неустоявшейся психике пятнадцатилетнего пацана.
И я стал прислушиваться к тому, что говорят окружающие о Даше, пытаясь понять, важно ли для меня их мнение. Я прислушивался ко всем, кроме себя. И это стало фатальной ошибкой, лишившей меня всего.