Как стать писателем: Ася Петрова о том, как найти издателя, воспринимать критику и ничего не бояться

EG: Здравствуйте, Ася! Расскажите о новой книге, «Никогда не разговаривайте с волшебниками». Почему она так называется? И о чем там речь?

С этой книгой связана довольно любопытная история, потому что она на самом деле не новая. Это книга, которую я написала 10 лет назад. Сейчас я ее перечитываю и диву даюсь, потому что сейчас у меня совсем не такое воображение и все мои книги достаточно реалистичны. Это забавно и символично, когда первая книга выходит спустя 10 лет после написания, когда уже изданы многие другие, да и я уже совсем не та, что раньше (смеется).

«Никогда не разговаривайте с волшебниками» – это сказка. Можно сказать, что фэнтези, но мне больше нравится слово «сказка». Это книга о неоднозначности всего. Добрая волшебница, совершающая благородные поступки, оказывается в книге крайне сложным человеком. Она манипулирует и строит козни – такая эгоистичная, самовлюбленная дама. А главный злодей вдруг оказывается молодой симпатичной блондинкой, которая все время рассказывает анекдоты – но это не отменяет того, что он злодей. И вот героиня, девочка Вера, пытается разобраться в том, как все устроено в этой странной, наполовину волшебной, а наполовину реальной жизни. Мне до сих пор самой очень любопытно исследовать разные грани человеческой личности. В сказке эти личности – волшебники.

Другое дело – слова. Они очень летучи, их нельзя услышать по-разному. По-разному можно только прочитать. Поэтому я больше люблю письменные интервью.

EG: Как вы придумываете героев? Вы списываете их с себя в детстве или прототипами выступают ваши знакомые дети? 

По-разному. Чаще всего, когда мы говорим о детских книгах, я вспоминаю себя в детстве, вспоминаю, что меня тогда волновало. И я сопоставляю то, что меня волновало тогда, с тем, что волнует сейчас, и иногда эти проблемы совпадают. Я понимаю, что проблема актуальна и для взрослого, и для ребенка, просто по-разному формулируется или реализуется.

Иногда я что-то списываю со своих знакомых детей. Например, моя книжка «Волки на парашютах»: я взяла это словосочетание у своей знакомой маленькой девочки, которая боялась спать в палатке, и папа ее успокаивал: «Ну чего ты боишься? Забор высокий, никто не залезет. Ну разве что волки на парашютах!» Она согласилась, а потом за завтраком спросила: «Пап, а насчет волков на парашютах ты это серьезно?» Гениально, по-моему. Такое не придумаешь.

Иногда я беру абсолютно взрослые проблемы и их переношу на детей. Например, есть одна проблема, которая меня сейчас очень занимает, и новый сборник рассказов, который я сейчас пишу, будет во многом об этом. Это проблема свободы говорения, самовыражения в словах.

Например, относительное табу – все, что связано с физиологией и телесностью. И здесь мы возвращаемся к тому, что у взрослых и у детей проблема одна. Ребенок боится вслух сказать, что он хочет какать, например. Его учат проситься именно «в туалет». А бедные женщины устали от бесконечных эвфемизмов для слова «месячные». Этих эвфемизмов море, зачастую они очень нелепо звучат. Наступление красной армии… Непонятно, почему нельзя просто сказать, что у тебя месячные. 

Это проблема, которая очень легко переносится на взрослых, но она же есть и у детей. То есть присутствует у нас в системе воспитания очень серьезное закрепощение на вербальном уровне.

EG: Расскажите о вашем писательском пути. Когда вы поняли, что хотите стать писательницей? Когда и как вы начали это желание реализовывать? 

Андрей Витальевич Василевский, главный редактор «Нового мира», в фейсбуке (запрещенная в России экстремистская организация) как-то раз написал что-то вроде:

Чем больше ты читаешь вслух, чем больше развивается языковое чутье, тем больше возникает желание писать и тем вероятней успех развития таких способностей. Естественно, у человека изначально должны быть какие-то задатки. Невозможно прийти в литературную мастерскую и с нуля научиться писать. Надо, чтобы были к этому способности. Но эти способности можно очень здорово развивать, изучая литературу, читая книги.

Что касается меня, все началось с поэзии. Мои родители, особенно папа, бесконечно читали наизусть стихи: и недетского Мандельштама, и Тютчева, и Пушкина. В общем, в ушах постоянно звучала некая языковая мелодия. Мне кажется, что важно, как ты воспринимаешь это звучание, как в тебе оно раздается и как откликается. Может, это не для всех так, но для меня первичен был звук.

Еще я помню это желание, этот импульс выразить то, что думаешь и чувствуешь. Это было что-то вроде вдохновения.

Все сплетается в единый комок, и тебя переполняют то ли мысли, то ли чувства, и для меня способом их выражения была поэзия. Я начала писать стихи – очень странные, фантасмагорические. В 13 лет я была убеждена, что стану великим поэтом. Где-то к 20 годам я поняла, что поэтом не стану.

Я сравнивала себя с поэтами старшего поколения, и мне казалось, что я пишу гораздо слабее и менее оригинально. Кстати, сейчас я немножко жалею о том, что не стала развивать ту линию.

EG: Куда поступать будущему писателю? Есть ли вообще толк в специальном литературном институте или филфаке? Или же талантливый человек всегда найдет себе дорогу?

Я безусловно считаю, что вовсе не обязательно идти в литературный институт. Многие классики по специальности были не филологами и не историками вовсе, а врачами, юристами, военными. Ну и сейчас писатели – совсем необязательно люди с литературным образованием. Мы знаем множество примеров, когда литературный талант развивают как хобби. Другое дело, что для такого хобби нужна уйма времени.

Филфак – это другое, там не готовят писателей. И преподаватели литературы в основном достаточно скептически относятся к современным писателям, мне кажется. Филфак – это изучение литературы. Я в этом году много преподавала зарубежную литературу и много рассказывала про приемы разных авторов. Под конец я поняла, что мне не по себе: как-то страшно писать, когда у тебя в голове собраны все лучшие художественные приемы всех величайших авторов. Мне кажется, это может даже вредить. Не знаю, как Андрею Аствацатурову удается всю жизнь читать студентам зарубежку и при этом писать самому.

EG: Какие были три ошибки, которые совершали вы, будучи молодым писателем? 

Я очень торопилась. Из этого вытекали все ошибки. Торопилась писать, торопилась с редактурой, торопилась издавать.

EG: А как найти «свое» издательство молодому писателю?

Когда начинаешь писать, важно найти издателя, который в тебя верит, вкладывается, говорит: «Пиши еще! У тебя получится!» Издателя, который будет тебя поддерживать. Мне в этом плане повезло.

EG: Многие стесняются писать даже при наличии хорошего воображения, так как боятся, что их язык недостаточно выразителен. Что вы посоветуете, чтобы сломать этот блок? И вообще, что важнее – история или то, как она рассказана?

Невозможно отделить форму от содержания. Но увлекательную историю могут придумать многие. Оригинальных историй мало, можно придумать лишь вариации историй, которые уже были созданы. Но написать историю так, чтобы она зажила своей жизнью – это особый талант.

Что касается стеснения писать… Мне кажется, вы преувеличиваете степень стеснения. Социальные сети переполнены постами, какое уж там смущение! Можно бояться показать критику – это уже другая история. Здесь надо просто понять одну вещь: не надо ничего бояться, особенно помощи. А критика – это помощь. Хорошая редактура – это помощь. Даже какие-то хейтерские выпады – это стимул ответить, что-то доказать, а значит, это тоже помощь.

Три компонента хорошего рассказа:

EG: У нас сейчас проходит конкурс фанфиков, и многие любят эту культуру: читать, писать, фантазировать. Как вы к ним относитесь? И нормально ли, что подростки не создают своих героев, а как бы копируют уже созданные? 

Я признаюсь, что не читала ни одного фанфика. Но мне кажется, что для начинающего писателя или для тех, кто не писал, но мечтает попробовать, это отличный вариант. Хорошая тренировка письма для молодых авторов. Что это может дать зрелому писателю, я затрудняюсь сказать. Это может быть развлечением. 

EG: Как вы думаете, насколько вообще перспективно реализовать свои писательские таланты в интернете? Или же в сети столько информации, что юный талант просто останется незамеченным?

Я думаю, что для многих это небесполезно. Но есть разница между присутствием в интернет-пространстве и собственно публикацией текстов в Сети. Мне важно присутствовать в соцсетях: именно туда мне приходят сообщения от читателей, издателей, журналистов и так далее. Это скорее профессиональная зона, чем дружеская. 

Но я так и не смогла себя заставить ничего из того, что я пишу, выложить в Сеть. Хотя сплошь и рядом многие мои знакомые писатели выкладывают в Интернет свои стихи, рассказы, а я не могу. У меня сразу же ощущение, что текст перестает быть литературой. У меня ощущение, что я что-то бросила на ветер, распылила, а я должна это сохранить для себя. Только если текст будет в книге, он будет литературой. Но это мое субъективное ощущение. Как у детей страх спать в темноте. Это не может считаться правильным или неправильным.

EG: Как справляться с критикой молодому писателю? 

Я не справлялась. Причем я не справлялась годами. Меня было невозможно покритиковать: я достаточно агрессивно реагировала, и мне резко не нравились люди, которые меня критиковали. Мне кажется, что бесполезно объяснять молодым писателям, что критика – это здорово. Если о твоей книге говорят хоть что-то, обсуждают, ругают, это отлично. Конечно, приятно, когда хвалят и понимают, но когда критикуют конструктивно – это прекрасно, потому что это действительно можно использовать.

Очень здорово, когда критикуют на этапе, когда книга еще не вышла и ты еще можешь что-то менять. Я, наверное, всегда буду говорить, что я становящийся писатель. Это процесс, который не заканчивается.

Три книги и три фильма, которые Ася Петрова советует молодому писателю: 

• Вирджиния Вульф, «На маяк»
• Стихи Бродского и Мандельштама
• Памела Трэверс, «Мэри Поппинс»

«Общество мертвых поэтов»

«Однажды в Америке»

«Вам письмо»

EG: Последний совет, который вы можете дать нашим читательницам?