Как сейчас помню то время: нам по 12, мы активно обсуждаем на переменах неожиданные плот-твисты из «Закрытой школы», замираем, когда мимо проходят старшеклассники, и перекидываем друг другу записочки на скучных уроках. Но в классе есть человек, который отказывается участвовать во всеобщем веселье. Его зовут Саша. Он обычно молчит даже когда его вызывают к доске, садится отдельно от всех в столовой и едва ли общается с нами, разве что спрашивает домашку. Мне как-то все равно – в конце концов, личное дело каждого, что делать и с кем разговаривать – но есть те, кого это почему-то очень волнует. Напрягает. Однажды мне на парту прилетает записочка совсем не того содержания, к которому я привыкла. Никаких «кажется, я влюбилась в Никиту из 11А!» или «Подделаешь мне записку от мамы на физ-ру?». Там серьезное письмо с призывом. С призывом бойкотировать Сашу – ну, то есть, делать вид, что его не существует. Но не по-тихому, а демонстративно. Так, чтобы он заметил.

Записка проходит по всем партам – по всем, кроме Сашиной, за которой он, естественно, сидит в одиночестве. Я на мгновение оборачиваюсь, замечаю его беспокойный взгляд (эта записка почти наверняка мозолила ему глаза последние 10 минут) и на мгновение замираю, прежде чем написать ответ. Там уже много фамилий, большая часть нашего класса. Мне не хочется объявлять никаких бойкотов, Саша мне ничем не мешает, но я все равно пишу «да». И почему-то в тот момент это кажется таким естественным – присоединиться к большей части коллектива. Делать то, что делают все. Сейчас я оглядываюсь назад и слабо понимаю, что управляло мной тогда. 

Может, боязнь того, что если я не примкну к большинству, то меня тоже будут игнорировать? 

Много лет спустя я узнала, что это такое. Это психология толпы. Ты наверняка хоть раз тоже попадала под это влияние. Самый простой пример – когда происходит какое-то чрезвычайное происшествие, скажем, пожар, люди объединяются в единую массу и становятся как бы одним целым. Ими управляет паника и желание оказаться как можно дальше от места происшествия. Но это – толпа стихийная, та, которая возникает вследствие какого-то события, то есть ей не управляет ни один человек. А есть и такие, как в моем случае, их называют ведомыми. Это значит, что во главе стоит один или несколько зачинщиков, которые управляют остальными. Самое неприятное в психологии толпы – то, что наше бессознательное начинает довлеть над сознательным, личности стираются, остается только одна большая цельная масса. Что в этом опасного? То, что в толпе люди могут перестать чувствовать ответственность за свои поступки (ведь теперь они не личности, а лишь часть чего-то большего) и, соответственно, ведут себя агрессивнее и жестче. 

Саша быстро понимает, в чем дело. У меня неприятно ноет что-то внутри, когда я открываю свою страничку «ВКонтакте» и вижу десятки непросмотренных сообщений от него – он всегда спрашивает у меня домашку по английскому и иногда просит помочь с особенно сложными заданиями. Обычно я не отказываю, но бойкот вступил в силу вчера, и я не могу ничего с этим сделать. Опустив голову, почти пробегаю мимо Саши в коридоре на следующий день, когда он пытается выяснить у меня, все ли в порядке и бормочет что-то про тетрадь по английскому. Когда никто из класса точно также не здоровается с ним, не отвечает ни на один его вопрос и делает вид, будто его не существует, Саша, наконец, понимает. Удивительно, но в этот момент я уже не чувствую себя так паршиво. Еще утром мне было так жутко неприятно, так противно от самой себя, но в классе, в своей толпе, я ощущаю себя уверенно и как-то… естественно. Будто первичные инстинкты обостряются, и ты начинаешь чувствовать себя в безопасности, когда подчиняешься какой-то массе. И на подсознательном уровне с облегчением думаешь, как же хорошо являться частью чего-то большего, а не быть в меньшинстве.

Прошло уже почти 10 лет, но я все еще с настоящим ужасом вспоминаю то время. Бойкот длился 2 недели, но по моим ощущениям – 2 года как минимум. Саша держался, тенью ходил от кабинета к кабинету, и все ждали, когда он «настучит». Не выдержит, пожалуется родителям или учителям. Но он не жаловался. Может, именно поэтому бойкот как-то незаметно сошел на «нет». Всем надоело, мы по привычке снова начали здороваться с Сашей, я с облегчением ответила на все его сообщения, и обе стороны делали вид, будто ничего не произошло. 

Иногда я спрашиваю Сашу о том времени. Он отмахивается, говорит, что это ерунда, беспечно добавляет «мы же были детьми» и заверяет, что его это нисколько не напрягало. Но я знаю, что это не ерунда – после бойкота Саша долго не возвращался в школу, болел. И хотя мы остались хорошими друзьями, выручали друг друга столько раз, что общих воспоминаний хватило бы на добротную книгу, мне все равно стыдно. За то, что не возмутилась, не порвала эту чертову записку, не смогла пересилить себя и отделиться от толпы. И я знаю – Саша прочтет эту статью, в тысячный раз повторит, что все это давно в прошлом, а я королева драмы, но это лишь потому, что он такой человек – готов простить всех на свете и утверждает, что держать зло на людей не полезно для нервной системы. Однако я пишу эту статью не для Саши. Я пишу ее для тебя – чтобы ты знала, как легко толпа может подчинить, стереть твои убеждения и устои, переделать под себя и заставить идти против своей воли.